Наконец-то, у какого-то военного мужа появилась здравая мысль – вернуть гауптвахты, потому что у командиров частей нет, порой, никаких полномочий, чтобы справиться с каким-нибудь «козлом», из числа срочников, который злостно нарушает дисциплину, грубит офицерам, избивает командиров и т.д..
Гауптвахты в российской армии отменили лет 10 назад. Сделали какую-то военную полицию и решили, что все теперь будет также гладко, как в Америке: приезжает братва в белых касках, забирает военного и потом – суд, камера…
Но, как обычно, белые каски у нас придумали, а полномочиями наделили очень расплывчатыми и то, на случай начала войны. Я, когда служил, так и не понял чем наша «милитер полицай» занимается.
В старые, добрые времена гауптвахта была очень действенным способом воспитания. Да, были и супербеспредельщики, которые шли в отказ от службы, нарушали все и, типа, даже «губа» не была для них наказанием. Но такие заканчивали свою службу плохо: пара-тройка замечаний по нарушению режима ареста на гауптвахте – и дисбат. Плохое поведение даже в дисбате? Ну, тогда уголовная статья и дядя шел в настоящую зону. А там «красноперых» блатные не приветствовали…
Вот так заходили в зону отдельные «отрицаловы» по-тупому. Нет, чтобы там на зону попасть после ограбления банка или когда миллионы расхитил. А вот так зайти в зону из-за своего бестолкового характера – дебилизм высшей категории.
В советские времена на гауптвахту («кича», «губа», «камера») было попасть очень просто и легко. Сажали даже офицеров и прапорщиков. Для них были специальные условия: камеры с письменным столом, умывальник, параша, постельное белье, кровать можно не убирать в стенку. А для солдат и сержантов камеры были, как в настоящей тюряге. Только в тюремных камерах кровати-«шконки» стационарные, а на «губе» после подъёма кровати опускались вдоль стены (убиралась нижняя подножка), и все остальное время только пешкодралом стоишь или сидишь на холодном полу.
При ельцинизме попасть на «кичу» стало очень непросто и нужно было очень «постараться», чтобы туда попасть.
Одно время начальником гауптвахты был мой товарищ по училищу. И ко мне иногда обращались командиры, чтобы я походатайствовал о «посадке на губу» каких-нибудь негодяев, которые третировали своим поведением всю часть. Такие негодяи, после моего «словца», сажались на «кичу» в первых рядах, но все равно это не освобождало командиров от «оброка»: или куча банок краски, или стройматериалы, или канцтовары. Нет, мой товарищ, начальник гауптвахты был очень порядочным и все краски-кирпичи использовал только на ремонт и обустройство «губы», потому что материалов в 90-е никаких не выдавали и все ремонтировали на собственные возможности.
Маразм, конечно, за «оброк» сажать солдата-нарушителя на «губу». Но очередь на «перевоспитание» была огромной и командиры, порой, готовы были даже заплатить, лишь бы от негодяя избавиться.
Мой товарищ никого из арестантов не бил, не устраивал «цирки». Он мог по уставу так «замуштровать» солдатика, что тот начинал считать часы и минуты до освобождения и плакал по ночам, и ругал себя последними словами за то, что нарушал дисциплину и попал на «кичу».
Хотя, кого я обманываю? Конечно же, иногда начгуб был просто вынужден применить силу, когда попадались отдельные скоты. Я был свидетелем, как привезли на губу двух дембелей-уродов, которые даже в кабинет начгуба вошли расстегнутые до пупа, руки в карманах. Я знал, что будет с ними дальше, а они, дебилы, даже не подозревали… Начгуб спокойно посмотрел их бумаги, потом вполголоса спросил, кто из них Петров? Петров, не вынимая жвачки, через губу ответил: «Ну, я Петров, а чо?» Начгуб попросил подойти его поближе, потому что, якобы, плохо расслышал. Короче, когда наглец подошел очень близко к столу и нагнулся, чтобы прокричать в ухо свою фамилию глухому начгубу, тот схватил его за шею, приложил несколько раз об стол, а потом, не вставая со стула, так двинул дембелю в челюсть, что тот отлетел в самый дальний угол (мой товарищ был мастером спорта по рукопашному бою).
И пока Петров вставал, я посмотрел на второго дембеля, а тот… уже стоял перепуганный насмерть, в затянутом ремне, застегнувшись на все пуговицы. И потом громко и четко, по уставу, отвечал на все вопросы начгуба.
В середине нулевых на «губу» стали сажать по решению прокуратуры и суда. А прокуратура любит деньги и до суда ничего не доводит, если родители солдатиков «откупятся». О военной прокуратуре я уже сто раз писал.
Что будет дальше с гауптвахтами – посмотрим.