До моей службы в спецназе ГРУ мне всегда казалось, что все спецназовцы это – громилы, «шкафы» с горами мышц, квадратными подбородками. И какого же было мое удивление, когда меня взяли в спецназ, хотя я никогда не блистал ростом и огромными мышцами. Стрелял только очень метко и бегал на дальняки хорошо.
Нет, есть, конечно же, в спецназе ГРУ и бугаи, и длинные «шпалы». Но служат они не в разведподразделениях, а в ротах обеспечения, водителями, складскими. Самые здоровенные и накачанные «спецназеры» это, конечно же, повара, хлеборезы, свинари, каптеры. Они не ходят в поля на учения, не бегают, не прыгают, а лишь отжирают морды, спят целыми днями в подсобках и «качаются» в самодельных спортзалах. Но никто из них никогда не расскажет любимой девушке, родным и близким, что он подъедался на кухне или крутил хвосты свиньям, они будут врать и божиться, что натворили подвигов, но не могут о них рассказать, потому что это – «секретно».
А настоящий разведчик – среднего росточка, жилистый. Жилистый не потому, что не кормят, а потому что ему некогда толстеть и все лишние калории он тут же оставляет на маршбросках. Не знаю, как сейчас, но во времена СССР мы постоянно или были на учениях, или готовились к ним. Плюс какие-нибудь соревнования разведгрупп, снайперов и т.д.
«Здоровяки», как правило, всегда очень плохо бегают, у них нет выносливости, они начинают ныть уже на третьем пройденном километре, когда впереди еще 70-80 км пути. Но они же не признаются в том, что они – слабаки и не мужики, поэтому начинают грубить, дерзить, не повиноваться.
На моих первых учениях несколько таких «шкафов» попытались «взбунтовать» группу, настроить личный состав против. И если бы не мой опыт срочной службы, если бы я не знал всех тонкостей солдатской натуры «изнутри», то пришлось бы мне тяжко…
Это когда разведгруппа идет на учениях мимо населенных пунктов и восхищенные девушки бросают от восторга лифчики и чепчики вверх, «шкафы» делают суровые рожи, изображая из себя крутых спецназеров. А когда группа входит в лес и начинает через паутину, комаров, жуков за шиворотом, миллион мошек наматывать по жаре нескончаемые километры, когда каждый несет на себе свои 30-40 кг снаряжения, плюс имущество радистов, вот тогда «шкафы» начинают «капризничать». Начинается «трендежь», подколки «в спину», разговоры, якобы, между собой, но чтобы командир слышал: типа, и привалы надо чаще делать, и что заблудились, не туда идем и т.д.
Когда у меня в группе это началось, я устроил привал, взял самого здорового и отвел за бугор, но так, чтобы другие нас слышали. Начал командовать «шкафу»: «Смирно! Равняйсь! Ноги вместе!» Естественно, солдат и не думал подчиняться, стоял, сволочь, нагло ухмылялся. Остальная толпа притихла и слушала, чем все закончится.
Я орал-командовал лишь для того, чтобы «завести» себя. Здоровяк стоял, ухмылялся и медленно закатывал рукава, всем своим видом показывая: все, лейтеха, сейчас я буду тебя убивать. Вот эта наглая ухмылка меня и «накрыла».
Он, спортсмен-боксер, наверное, ждал какого-то поединка, в котором на глазах у всех «уложит» лейтенанта на землю парой ударов и станет «легендой, мочившей «шакалов» (офицеров)». В боевых условиях, да по закону военного времени, я бы расстрелял такого ушлепка на месте. Но в то время над головой было мирное небо. Кругом на 40 км был глухой лес. Помощи мне ждать было неоткуда и я знал, что если меня сейчас бугаи морально «сломают», перестанут подчиняться все, и я уже никогда не смогу смотреть в глаза ни солдатам, ни своим товарищам офицерам. И тогда я решил применить силу оружия…
Солдат был слишком самоуверен и потерял бдительность: небольшого роста лейтенант не представлял для него, видимо, никакой угрозы. А я не был рукопашником, поэтому я просто резко снял автомат с плеча и, неожиданно для боксера, начал бить прикладом с двух рук в его наглую морду.
К подствольному гранатомету в комплект идет мягкая каучуковая накладка (затыльник) на откидной приклад, чтобы смягчать отдачу при стрельбе гранатами. Вот мой приклад с этой накладкой и хреначил морду наглого бойца точечными ударами в нос, зубы, брови.
Здоровякам редко дают отпор, предпочитая с ними не связываться. Но многие из них на самом деле – еще те ссыкуны и трусы. Этот оказался – таким же. И когда я рассек бугаю бровь и кровь начала брызгать у него ключом, солдат вдруг стал орать дурным голосом, упал на землю и начал биться в конвульсиях.
Двое других бугаев тут же выскочили на бугор с ухмылками, явно думая, что это меня избили, и я кричу. Но когда они увидели истинную картину, смотрю – тоже струхнули. А дальше было делом техники… Оставшиеся дни учений вся группа была шелковой и выполняла все мои команды по легкому шевелению пальца. Избитого бугая пришлось оставить на контрольной точке, потому что он плакал всю дорогу, а я его чмырил. Так эта трусливая тварь еще на меня и «телегу накатала» в прокуратуру. Прихожу я с учений весь такой боевой, а мне прокуратура собирается руки заламывать…
Но никто из 13 разведчиков не подтвердил информацию о том, что я кого-то, хоть пальцем тронул во время учений. А за здоровяком-боксером до самого дембеля среди всего полка закрепилась репутация труса и стукача.
Потому что «стучать» наверх это самое поскудное и последнее дело.