Давно это было…
Легенды гласят, что когда не было на земле сотовых телефонов и в помине, да и в домах людских обычный телефон стоял не у всех, были отчаянные головы среди военного люда, которые, ради глотка свободы, перепрыгивали через заборы высоченные и бежали тропами тайными, дабы не встрять по полной патрулям вражеским или своим воеводам-начальникам, и не быть подвергнутым наказаниям за надругательство над дисциплиною. В «самоходы» ходили отчаянно, парни бравые – самовольщики. И тормоза самоволить пытались, но ловили их через пять минут…
Вот так когда-нибудь распишут летописчики в истории такое армейское понятие, как самовольное оставление части – «самоход», «самоволку».
Сейчас, когда у каждого военного в кармане по два-три сотовых телефона, сходить в «самоволку» очень легко. И не надо только сказки рассказывать, что сотовые телефоны командиры забирают и выдают только по субботам на 15 минут… Знаем мы, как сдаются «мертвые» аппараты, порой даже без начинки, а нормальные телефоны выключаются и прячутся. А если солдат не так делает, а сдает свой настоящий телефон, то такой солдат – «тормоз».
Итак, когда у тебя в кармане сотовый телефон.
Идешь ты себе спокойно по городу в «самоходе», прячешься от столба к столбу, газету с дыркой перед собой держишь, чтобы лицо твое не видели, и пирожки из кармана достаёшь, и трескаешь себе. Если в роте внезапное построение, то тебе тут же позвонят по телефону, или смску пришлют: «Ты когда, гад, полтинник отдашь?»… Ой, нет, не такую смску, другую: «Вася, срочно приходи в часть. Ротное построение через 10 минут!». Если ты – тот самый Вася, ты спокойненько перепрыгиваешь назад через забор и приходишь, как ни в чем не бывало, в роту. И только засаленные от пирожков карманы и лицо в повидле, могут рассказать опытному ротному, что пирожки с повидлом на территории части не продают…
Ладно, речь не об этом, а о великом Искусстве (не побоюсь этого слова и буду на нем настаивать) «самохода», когда не было сотовых телефонов окаянных!
Вот представьте себе, что значит уйти в самоход на свой абсолютный страх и риск, когда тебе никто не позвонит, не предупредит и не напишет. А самоволка в советское время приравнивалась при определенных обстоятельствах и к уголовной ответственности. Но люди шли!
Сначала изучаешь обстановку в роте, кто сегодня ответственный, гадаешь на спичках – будет внезапное построение или не будет, выбираешь время, потом готовишь легенду и заставляешь выучить ее товарищей, которые будут тебя прикрывать, чтобы, в случае шухера, ты врал то же самое: мол, пошел в библиотеку, и меня там закрыли, случайно, до утра. Расположение планет, скорость ветра – буквально все влияло на принятие решения: идти в самоход или нет
И надо было быть особо везучим человеком, чтобы пойти в самоход и не встрять. Если верить изотерикам, то каждому человеку дается определенное количество «повезло». Меня не пускали в увольнения, поэтому я просто вынужден был ходить постоянно в самоходы и ни разу не попался. Тогда, наверное, я все свое жизненное везенье и использовал.
Помню, мне – 19 лет. Летняя ночь. Соловьи орут. Я – дежурный по роте иду с доклада от дежурного по части. Подхожу к казарме, сую руку в карман за папиросками и нащупываю мелочь. Аж целый рубль! На такси в любой конец города можно доехать! И кто меня дернул тогда?.. На дежурном по роте такая ответственность! Ключи от оружейной комнаты (150 стволов, 8 пулеметов, боеприпасы, пистолеты, амулеты, гранаты). И еще я сам, как дежурный, обязан был пресекать самоволки военнослужащих…
Короче, я быстренько отработал легенду товарищам, стоявшим со мной в наряде, перепрыгнул через забор и поехал, скажем так, к «двоюродной бабушке» на другой конец города. Хотел только покушать, набрать гостинцев для товарищей, а получилось, что наелся и уснул «на 10 минут». Просыпаюсь – 5 утра, доклад у дежурного по части уже прошел… Раз меня не было на докладе – значит уже ищут! А как же? — пропал дежурный по роте со штык-ножом и ключами от ружпарка, служебных помещений! Я ноги в руки и на такси обратно. Но такси я в конце поймал, а до этого бежал, как конь.
И никому по сотовому тогда не позвонишь, не спросишь, не придумаешь, что говорить: все только на экспромте! Какие картины страшные мне рисовались по дороге – даже не описать: самовольное оставление части во время боевого дежурства!..
Вот она – родная часть. Ни звуков сирены, ни лая собак… Значит, тревогу для поимки меня еще не объявили. Забор, казарма. Держусь за бок, на всякий случай, выхожу из-за здания на крыльцо. А там – дежурный по части… Я только хотел поднять руки «сдаемсу!», а он так, с состраданием: «Ну?» Я «четко» выдаю набор слов: «Да, как-то, если, вдруг, то может!» Получилось как у Никулина в «Бриллиантовой руке», когда здоровяк спросил у «папаши» подкурить…
Дежурный продолжает: «Может быть тебя снять с наряда?» У меня понеслись мысли: раз, «снять с наряда», значит, я встрял по полной, он уже всем доложил, вызвал все руководство и стоит тут на крыльце ждет, а сейчас спрашивает, юродствует надо мной… Но я решил тоже поюродствовать: «Нет, говорю, не надо… Я – солдат ВДВ и превозмогу любую боль». Что тут началось! Дежурный впечатлился и украдкой вытирал глаза, «каких орлов для ВДВ растим», «доложу о стойкости командиру полка», взял меня под руку и «помог больному» зайти в казарму. Представьте, стоит мой дневальный, мысленно ругает меня, называет ослом, потому что дисбат теперь мне 100% светит. И тут входит дежурый по части и…помогает зайти мне , такому больному. Потом дневальный мне рассказывал: «Я как увидел, что дежурный тебя в казарму затаскивает, подумал, что он тебя поймал на улице и отмутузил за прошару!»
Оказалось, парни, когда поняли, что я опаздываю, доложили дежурному по части, что у меня дикая рвота, что я пошел на доклад, но потом упал на плацу и не смог дойти… Вот поэтому дежурный искренне за меня переживал, когда увидел. А может быть понял все, но сам когда-то был молодым и не стал ругать, за то, что я не мямлил, а на ходу отмазку слепил про больной бок. Ведь наказывают не за то, что нарушил устав, а за то, что попался.
Мне товарищи навешали дружеских подзатыльников, потому что очень переживали, а я еще и без пирожков пришел… Конечно, я им потом «проставился»: купил два ящика молока в треугольных пакетах и два противня выпечки из балдыря!
Никто таких поступков больше не додумался совершать, поэтому я стал легендой полка (конечно – после дембеля). Последний раз, та легенда заканчивалась тем, что я обезоружил три патруля, отпинал трех собак и дрался полчаса с дежурным по части, как в кино…
Это сейчас смешно вспоминать. Но я теперь признаюсь сам себе, что тот поступок был – дебильным! Что он мог поломать мне жизнь, и я реально постоял тогда на «краю пропасти». Потому что «самовольное оставление части» это: несколько часов отсутствия – дисциплинарная ответственность, две маленькие самоволки подряд (за месяц) — дисбат, если пошли вторые сутки отсутствия – уже уголовная статья за «дезертирство». Сутки я не бегал, но у меня были очень отягчающие обстоятельства: я – главное должностное лицо, на мне все оружие и боеприпасы роты, а я взял и самовольно оставил место боевого дежурства.
Зачем ходили в «самоход»? По делам, когда очень-очень нужно, но нельзя. И никто, кроме «тормозов», не ходил «просто так» и «когда захочу», потому что можно было попасть под горячую руку командования, а там неизвестно чем твой «самоход» еще закончится: нарядами вне очереди или дисбатом. Да…тормоза тоже «ходили» в самоходы. Но недалеко от части: им было лень пройти 100 метров до дыры в заборе и они перепрыгивали через забор там, где «поближе». Это «поближе» было рядом с дежуркой и, как правило, тормоза перепрыгивали через забор и приземлялись или на голову дежурному по части или сразу — ответственному по полку. Самый одаренный тормоз «оседлал» командира полка…
Да, я пошел в самоход на дежурстве, но я не тормоз, потому что я подготовил «пути отхода»!
Во-первых, я должен был 4 часа законно спать, а я использовал их на «самоволку». То есть, пришла бы проверка и никто бы меня не стал искать, не спрашивал, потому что все знали – дежурный по роте с часу до пяти ЗАКОННО отдыхает. Где? – Да вон там, в дальнем углу спит! Во-вторых, меня отпустили мои товарищи, и согласились прикрывать, потому что им был резон – я наобещал две сумки хавчика. А так, если бы я пришел, как фраер, и сказал: «Я – Д,Артаньян, мне плевать и я ухожу а ля самоволька», мои товарищи меня бы не поняли и никуда бы не отпустили! Висели бы на руках и ногах, но не пустили, потому что гулять ушел бы я один, а посадили бы нас на «кичу» всем составом.
Когда ходили в «самоход»? Иногда нужно было срочно выйти в город на пару часов: позвонить домой по межгороду, встретить родителей, которые приехали тебя проведать, или посадить их на поезд, перекусить у бабушки и принести пирожки в роту, или забрать теплые вещи с хаты и т.д.. Подходить и отпрашиваться у командиров официально – себе дороже: сразу начнут ныть, напоминать тебе, что ты разгильдяй, вспомнят все залеты, чтобы в конце обязательно задать риторический вопрос: «И после этого, товарищ солдат, с такими нарушениями по службе у тебя еще хватает наглости отпрашиваться в город?» Мало того, что не отпустят, так после этого они еще целую неделю будут строить роту, чтобы проверить : ушел ты в самоход или нет. Поэтому, когда надо было уйти в город, дожидались подходящего момента и через забор – раз!
Важнейший момент – согласие твоих товарищей тебя «отмазать». То есть, строят роту, а тебя нет. И товарищ, как бы между делом, должен сказать, что видел, как ты пошел в санчасть. А санчасть – это, типа, клоаки: ушел человек и потерялся с концами в кабинетах или надышался карболки и упал где-то там в обморок. Конечно, если сто раз построят, а тебя сто раз не будет в строю и опять скажут про санчасть, то на 101 раз командиры обязательно пойдут и проверят в санчасть: был ты там – не был. А доктор про тебя вдруг возьми и скажи: «Да это – самый здоровый солдат в полку! Зачем ему санчасть? Я его постоянно вижу, как он в спортивной форме через забор прыгает и бегает потом по городу!»
Самовольно оставляют часть еще и чмыри. Но они бегают по несколько месяцев, поэтому становятся дезертирами. В каждой роте есть, т.н. СОЧ – самовольно оставившие часть. На вечерней проверке, когда называют фамилию дезертира, народ так и отвечает: СОЧ. А почему он – СОЧ? А потому что приходит чмошник в армию, оторвали его от маминой сиси, заставляют утром вставать, за собой убирать. А он – девица красная, непривычная к труду и мужскому коллективу. Вот он и «делает ноги», а потом, когда его ловят, начинает: «Меня избивали, надо мной глумились, унижали». Хотя, кто до него, дерьма такого, дотрагиваться-то будет? А что ему еще говорить? Он же не скажет про себя. Что он – чмо?
Ну, и, конечно же, в «самоволки» ходили, когда ты – в «вечном залете» и про увольнения в город можешь забыть надолго. Я в увольнение на первом году службы был только один раз и то – случайно. Старшина напился и в честь праздничка раздал нам увольнительные записки (бумажки с печатями). Не веря свои глазам, я стряхнул пыль с «парадки», надел шапку на уши и пошел покорять блинные, а заодно и – женские сердца. Вечером оставалось время и я пошел на дискотеку в Дом офицеров. Зашел в зал, сплясал один танец (до сих пор помню песню – «Льдинка, льдинка, скоро – май!»), расстегнул пуговицу на рубашке, ослабил галстук, и тут меня похлопали по плечу. Патрульный попросил меня подойти к начальнику патруля, тот молча порвал мою увольнительную за нарушение формы одежды – и все.
Так что про город Н-ск меня можно не спрашивать, и музеи мне не надо называть и театры тоже. Какой дурак пойдет в «самоход», чтобы послушать Вагнера, или посмотреть работы кисте Рериха? Есть такие?