В Советской Армии жизнь военнослужащего могли испортить две структуры: особые отделы КГБ («особисты») и политические управления (политработники, замполиты).
Да, «особисты» могли привлечь к уголовной ответственности военных, но только по тяжким статьям, связанным с госизменой и шпионажем. И все, военные, «пострадавшие» от КГБ с 1953 по 1991 годы, не были невинными овечками, это были настоящие враги СССР! Проклятые расхитители социалистической собственности, шпионы и диверсанты, которые под видом добропорядочных граждан просачивались в ряды военнослужащих и потом воровали наши важнейшие секреты, устраивали саботажи, вербовали всякую сволочь в свои ряды. И к «вышаку» по материалам особых отделов в указанный период было приговорено порядка 70 махровых предателей и шпионов, включая военных преступников-пособников фашистов.
А вот замполиты… Нет, эти никого не сажали. Они своими языками, которые у них от «бла-бла-работы» были длиною до земли, ломали, коверкали, втаптывали в грязь судьбы тысяч и тысяч грамотных военнослужащих, рушили их карьеры, разбивали семьи… И все это делалось под благовидным предлогом: поддержание на высоком уровне морального облика военнослужащего Советской Армии. «Блюли» замполиты моральный облик военных очень просто: ходили и вынюхивали, подглядывали, подслушивали, стукачей набирали, чтобы знать: кто с кем пьет, кто какие анекдоты рассказывает, кто с кем спит, кто с кем ест и т.д.. А потом на аттестационной комиссии происходило примерно следующее.
Командир подразделения представляет комиссии своего подчиненного, в звании капитан, для выдвижения его на вышестоящую должность: мол, перед вами — отличный спортсмен, грамотный руководитель, профессионал своего дела, его рота – два года лучшая в части и все такое, считаю достойным для назначения на должность начальника штаба. Старые пердуны-полковники читают характеристики, слушают, одобрительно цокают языками. Вопрос о назначении, казалось бы, уже решен. Но тут в конце, командир части затравленно смотрит в сторону замполита: ваше мнение, товарищ Маузеров? Выходит к трибуне жирный замполит, рожа от пьянства – красная, хоть всем штабом от нее прикуривай, перегар свеже-устойчивый и начинает своим поганым языком пургу нести: вот вы выдвигаете товарища капитана, а он – даже не кандидат в члены партии, один раз рассказывал анекдот про Генсекретаря ЦК КПСС т. Брежнева и два раза смеялся над анекдотом про товарищей Суслова и Громыко, два года назад был замечен в употреблении спиртных напитков (бокал шампанского); в общем, считаю, что товарищ офицер морально неустойчив и не готов к назначению на вышестоящую должность.
Все – не быть капитану майором, пока не станет коммунистом… И никто не смел замполиту перечить, даже командир, потому что он подчинялся своим армейским начальникам, а замполит — политуправлению армии и туда же раз в неделю он стучал на командира: высокий у того моральный облик или на несколько сантиметров стал ниже. Только особист вообще никому не подчинялся, кроме КГБ, поэтому мог единственный подойти к такому замполиту и сказать: «Ну, и сволочь же ты порядочная, товарищ замполит»…
Да, так и было: если ты не коммунист, то выше командира взвода-роты, тебе не прыгнуть… А про академии – можно было забыть навсегда.
Я ничего не имею против КПСС, и много лет назад, как и все простые советские люди, действительно верил в «победу коммунизма». Я был октябренком и с гордостью носил на груди звездочку с маленьким Вовой Ульяновым. Я кусал губы в кровь от обиды, когда меня, за единственную тройку в четверти, не приняли в пионеры в священный для каждого советского человека день — 22 апреля (день рождения Ленина). Меня била торжественная дрожь изнутри, когда в райкоме комсомола лично секретарь ячейки вручил мне «Кодекс будущего строителя коммунизма» вместе с комсомольским значком и билетом…
Мне просто до сих пор непонятно: почему до августовского путча 1991-го года замполиты на всех углах орали: «Партия – наше Ффсё!», — а после путча – оп-п-па! – они вдруг сразу стали ярыми борцами с коммунизмом. Это как?
Как раз за неделю до путча, стоял я дневальным по роте. В располаге никого не было, и я от скуки, штык-ножом вырезал на тумбочке свое недавнее открытие: «Старшина роты Масканзыбигбулаев – олень по-жизни!»
Тут вбегает в роту замполит батальона по кличке Конь: кривоногий, жирный, вечно в мятой форме ПШ и стоптанных хромовых сапогах, Да, и еще — фуражка у него квадратная и до подбородка натянутая… Я подал команду «Смирно!» и собирался доложить, как положено, но он не стал слушать и пулей побежал в туалет.
Через полчаса из туалета раздались крики и проклятия. Я еще подумал: «Штаны, что ли забыл снять?». Выходит Коняра из туалета, глаза на выкате, весь красный, щека дергается от ненависти. На меня смотрит и рукой на своем ремне кобуру ищет… Подошел и начал орать-плеваться, что меня пристрелить мало, что я дессидент, что из-за таких как я захлебнулась в крови революция 1905 года и т.д. …
Оказалось, что во всех кабинках туалета лежали книги с бессмертными работами Ленина (в СССР положено было иметь сборники сочинений во всех ленинских комнатах). А что — перестройка, дефицит всего, вот военные и приспособили собрание сочинений Ленина для своих надобностей. И сигарет тогда не было, приходилось махорку, опять же, в страницы из ленинских книжек закручивать. Особенно мне нравилось раскуривать страницы из 37-го томика с речью Ленина на 5 съезде ВКП(б).
…Конь дошел в своей пролетарской ненависти до того, что, раз я дневальный, значит, я все это придумал и сам разложил книжки в кабинках. А я еще возьми и скажи:
— А что я-то? Может быть, люди в партию хотят вступить, поэтому берут работы Ленина и читают в туалете… Вы же дома тоже, наверное, в туалете что-нибудь читаете?…
Коняра поднял всех командиров по тревоге, меня сняли с наряда, и тут же повезли на гауптвахту, потому что по другому Конь никак не хотел затыкаться. На губе мест не было, потом были выходные с ГКЧП.
А когда ГКЧП закончилось и КПСС перестала существовать, этот замполит, этот Конь педальный, пришел к нам проводить политинформацию и радостно стал вещать нам… какое счастье, что он и его товарищи-демократы, скинули проклятое иго коммунизма, с которым он тайно, якобы, боролся и делал вид, что предан Партии до последнего вздоха… Вот тут уже от такой наглой лжи у меня началась дергаться щека…
А сколько в Афганистане замполиты крови попили! Старшие товарищи рассказывали: как на боевые выходы идти – у замполитов кишка тонка, а как караван какой взяли или схрон с оружием нашли – лисами рядом вьются: напиши, что я был у тебя вторым офицером… Сколько орденов и медалей не дали утвердить из-за того, что «не коммунист», или – неблагонадежен. Зато себе наградные лепили на раз-два!
Не хочу никого обижать, но ни разу не встречал лестного мнения о замполитах от военных, которые успели послужить в СССР. Может только те, кто служит в боевых подразделениях, считают замполитов за бельмо на глазу Матери-Армии? А был бы я какой-нибудь тыловой или штабной крысой – может тоже дружил с замполитами и ненавидел ребят из боевых подразделений?…
Хотя нет: однажды, когда я уже был офицером, всего на пару месяцев в наш батальон пришел Настоящий Замполит. Только тогда я увидел, как должен работать Офицер по воспитательной работе, в чем его предназначение и впервые слово «замполит» перестало означать в моем лексиконе ругательство.